Федеральный журналистский конкурс 

«Стратегии и современное стра­тегическое управление»

ПОЧЕМУ ГОРЯТ НИЖЕГОРОДСКИЕ ЛЕСА

 «Народ, который разрушает свою почву, уничтожает сам себя».

Франклин Рузвельт, 1933 г.

 

И дым Отечества...

В результате крупного лесного пожара, случившегося летом 1998 года в районе Березовой поймы (по Московскому шоссе), площади погибших лесных насаждений составили 350 га. Летом того же года на площади 200 га была про­ведена расчистка и разработка горельников. Впоследствии здесь был посажен молодой лес, но и его судьба оказалась печальной. Затраты на расчистку и ле-совосстановление составили более 2 млн. рублей (из средств федерального и областного бюджета).

Пожары в пригородной зоне Нижнего Новгорода, куда входит и Березовая Пойма, происходят каждое лето. Едкий дым от горящих лесов черной пеленой накрывает областной центр, города-спутники, щиплет глаза его жителям. Так природа мстит людям за их прошлые грехи, за грубое вторжение в природный комплекс.

Начинается все с ранней весны. Уже тогда дают о себе знать дымящиеся торфяники - освободившаяся от снега земля тут же окутывается белым дымом. Это привет с прошлого лета. Ведь торфяные пожары имеют такую особенность, что не прекращаются ни с наступлением холодов, ни под проливными дождя­ми. Огонь забирается глубоко под землю и в комфортных условиях съедает гектар за гектаром ценнейшего торфа. И, кажется, этому ничего нельзя противо­поставить.

Однако мне много раз приходилось бывать в Прибалтике, где, как извест­но, болот и торфа не меньше, чем в Нижегородской области. Но там леса не го­рят, а торфяники не дымят. Еще в 1989 году в Литве было восстановлено право частной собственности на землю и свободной ее продажи. Сменилась и система мотивации у частного землевладельца, появился мощный стимул к труду, а вместе с ним и головная боль - материальная ответственность за состояние своей территории. Скажем, в случае пожара торфяника у его хозяина возникает реальная перспектива вылететь в трубу вместе с дымом — обанкротиться. После земельной реформы там реализуется комплекс противопожарных мер вплоть до восстановления прежних земноводных экосистем, то есть прежних болот. Ведь болота - та же ферма, где можно собирать урожай клюквы вместо кукурузы или сенокоса, как на наших торфяниках. Зато полностью исчезает риск пожаров.

К примеру, литовский владелец дубовой рощи ни при каких обстоятельст­вах не пустит ее под топор. Как и всякий добрый хозяин, он проявит массу изо­бретательности, чтобы сохранить рощу, привлечь под сень дубов отдыхающих, туристов, лучше иностранных - с валютой. Литовцы говорят: «На нашей земле растут не дубы и сосны, а литы и доллары. Плодами земли будем пользоваться не только мы, но и наши потомки. Не можем же мы оставить своим потомкам пеньки от дуба, горельники, заброшенные торфоразработки, отравленные ре­ки».

А рядом с Литвой - Белоруссия, где лесное и земельное законодательство очень сходно с российским. Оно половинчатое: можно дать крестьянину землю, а можно не давать. Можно создать ему сносные условия для хозяйствования, а можно сделать их невыносимыми, и тогда вчерашние крестьяне уходят в город. Все зависит от Его Величества Чиновника. Вместе с национализацией земли бывший советский чиновник получил для себя наиглавнейшую привилегию -командно-административную функцию, с которой он не расстается ни в России, ни в Белоруссии.

«Земля - это власть. Отдать ее настоящим хозяевам - означает приблизить свой политический крах. Вот и ухватилась вертикальная рать за нее, прикрываясь интересами людей и заботой о них», - эти слова принадлежат Александру Лукашенко. Только довыборному, когда он был директором рядового совхоза. А после того, как стал Президентом, то есть Главным Чиновником, его словно подменили.

В России и Белоруссии оказались сходными и последствия половинчатых земельных законодательств. «Витрины» горельников являются принадлежностью как Нижнего Новгорода, так и Минска. Так же как и Нижегородская область, Белоруссия на глазах беднеет лесом - становится лесостепью.

Межгосударственные аналогии можно продолжить. К примеру, в Ленин­градской области леса горят, а в соседней Финляндии такой беды не знают. Суоми называют страной голубых озер. «Витрин» горельников, бесхозных за­брошенных карьеров там не увидишь. Удивительно, но факт: авиационную противопожарную службу Финляндии составляют 1 (один) дежурный вертолет и 4 (четыре) пожарника на его борту.

 

                          Горели, горят и будут гореть

Проблема лесных пожаров в пригородной зоне поселка Березовая Пойма и в Балахнинском районе меня интересовала давно. Это территория бывших торфопредприятий, поставлявших некогда дешевое местное топливо для первенца советской индустрии - Балахнинской НиГРЭС.

Помните лозунги 20-х годов? «Коммунизм - это советская власть плюс электрификация всей страны», «Через двадцать лет вы не узнаете лапотной России». Торф оказался решающим фактором ускоренного строительства социализма. Высушенный в брикетах он исправно горел в топках первых электростанций. Но как источник плодородия показал свое коварство: во-первых, улетал с ветром, во-вторых, - провоцировал летние заморозки из-за малой теп­лопроводности. Поразительна живучесть торфяного пожара. Будучи затушенным, он может затаиться и тлеть годами, поджидая подходящей погоды, чтобы воспламениться вновь, как Кощей Бессмертный. На борьбу с Кощеем, как в черную дыру, улетают большие миллионы из местного и федерального бюдже­тов.

Революционный пафос с годами угас. Балахнинская ТЭЦ уже давно работает на газе и мазуте. Однако экологическое наследие дает о себе знать и поны­не: огромные территории осушенных болот, заброшенные карьеры, торфяные поля в летнее время стали источниками пожаров от людской небрежности, ос­тавленного костра, брошенного окурка. Кривое стекло бутылки в жаркий день может сфокусировать солнечный лучик на торфе, прибавьте к лучику легкий ветерок - и пошел гулять красный петух по торфянику, окрестным лесам, за­хватывая и населенные пункты. «Лампочка Ильича» продолжает горсть лесны­ми пожарами, демонстрируя пример хищнического природопользования: после нас хоть трава не расти. Она и не растет. А если вырастет молодой лесок от са­мосева или лесопосадок местными лесничествами, то он выгорит после очеред­ного всеобщего пожара. На таких «ничейных» территориях обширные пожары происходят со средней цикличностью в пять-шесть лет (до очередного сухого, жаркого лета). Пригородные лесхозы ежегодно фиксируют сотни лесных пожа­ров от самовозгораний и даже от взрыва торфяной пыли, поднятой проезжим автомобилем.

И тут резонно задать вопрос - существует ли в Нижегородской области программа рекультивации выработанных торфяников? А если она есть, то хва­тает ли денег на ее реализацию? Судя по всему - или программы нет, или денег не хватает. Например, в районе участка кольцевой автодороги, по обе стороны шоссе московского направления открывается широкая панорама сотен гекгаров сгоревшего молодого леса. Лес сгорел еще в 1992-94 годах, но почему-то градоначальники Нижнего Новгорода в упор не видят такую «витрину» в своей зеленой зоне?

 

Кооператив - дело тонкое

В конце 80-х годов желание вмешаться в роковую закономерность лесных пожаров в зеленой зоне Нижнего Новгорода свело меня с директором Балах-нинского лесхоза Валентином Ивановичем Бовыкиным.

Человек, влюбленный в свою профессию, Валентин Иванович возглавлял образцовое предприятие, известное в лесной отрасли Российской Федерации. В апреле 1988 года во всех четырех лесничествах лесхоза были организованы кооперативы - первые ласточки новых производственных отношений, положивших начало многоукладности в экономике Гослесфонда. Казалось, началась та самая долгожданная Перестройка, пришло время прагматизма, здравого смысла, ко­торых так недоставало нашей неповоротливой директивной экономике.

В годовом отчете директора в разделе «Подсобное хозяйство» читаем: «В Лукинском и Правдинском лесничествах числятся в составе Гослесфонда сотни гектаров карьеров из-под гидроторфа, заполненных водой. На базе озер Боров­ское, Костичево и карьеров организованы кооператив «Озерный» и участок на кооперативных началах. Участку и кооперативу переданы в пользование два пустующих кордона и надворные строения при них. Планировалось разводить в озерах и глубоких проточных карьерах карпов, ондатр, водоплавающую птицу. Кроме того, предусматривалось создание ферм на 5000 кроликов, и 100 голов крупного рогатого скота, мелких пасек. Земли под линиями электропередачи планировалось использовать под зерновые культуры, корнеплоды и сенокосы.

За короткое время был построен крольчатник на 3000 голов, завезены по­родистые кролики. Почти закончено (на 80 процентов) строительство капи­тального скотного двора размером 60х12 метров. Обзавелись технологией по разведению ондатры, в штат взяли ихтиолога и зоотехника с высшим образова­нием. Проработали вопросы по организации платного отдыха.

Однако вскоре кооператив распался. Скотный двор, бычки и сено - проданы. Крольчатник пустует. От рук лесных бродяг сгорели кордоны - форпосты по охране леса от пожара в центре лесного массива. И все это по причине запретительных мер со стороны рыбной и охотничьей инспекций, областного общества охраны природы. Лесхозобъединение запретило оказывать коопера­тиву возмездную денежную помощь для ускорения становления, обещанную лесхозам. Не удалось получить ссуду в коммерческом банке на приемлемых условиях…»

Короче говоря, сказалось продолжающееся неприятие кооперативного подряда руководством лесхозобъединения. Перестроечные новшества не нашли понимания на областном уровне, и как следствие в лесхоз зачастили ревизии, посылались судебные иски, обращения в Госарбитраж... Затем в бой вступила артиллерия районного калибра. Она-то и добила Балахнинские лесные коопера­тивы. Восстановление экосистемы по литовскому образцу не состоялось. Вско­ре, вместо кооперативного подряда, в леса нагрянул рынок в другой его форме…

 

А дальше что?

Уже после освобождения от обязанностей главы лесхоза, В.Бовыкин в ста­тье «Заблудился рынок в трех соснах» писал: «Рынок пришел в лес, не поинте­ресовавшись тем, что здесь функционируют две отрасли, совершенно противо­положные по своим интересам.

Лесхозы, как известно, выращивают добротный лес до товарного вида -столетнего возраста - и сберегают его от всяческих бед. Леспромхозы озабоче­ны проблемами заготовки и реализации древесины. При этом лесхозы, как и должно, содержит собственник леса - государство, а леспромхозы не только содержат себя, но и возвращают государству часть затраченных средств на ох­рану и выращивание леса. Таково веление его величества Рынка, поставившего леспромхозы на грани развала. Но еще более убедительным он оказался для лес­хозов и для леса вообще.

Сразу встал вопрос: а пристало ли лесхозам в новых условиях сидеть на шее у государства при его дефицитном бюджете? Не целесообразнее ли моби­лизовать «внутренние резервы» - рубки ухода и вести расчеты по зарплате продукцией леса? Увы, горькие последствия от использования таких резервов не заставили себя ждать. Соблазном стал дуб чешуйчатый, кое-где сохранившийся в виде крошечных рощ. По стоимости его приравняли к медноствольной сосне, и сотни кубометров дуба после «рубок ухода» укатили а Японию и Италию.

А что областное управление лесами? Может, оно возместило многомилли­онный ущерб, нанесенный бесценному достоянию нации? Нет, конечно, ведь никто и нигде в мире сам себя не штрафовал.

Рубки ухода и санитарные - основные лесоводственные меры по формиро­ванию полноценных лесов будущего, поддержанию их в надлежащем противо­пожарном и санитарном состоянии - стали способом промышленного произ­водства товарной продукции. Деревья ведь в лесу не считаны и сбыт мачтовых сосен никем не ограничен.

Разбой в дубовой роще и сосновом бору вовсе не досадное исключение. И, как оказалось, не самое страшное. Почему-то невыгодно стало очищать горельники от тонкомерных деревьев и сажать здесь новый лес. Между тем в застой­ные времена десятки предприятий города Горького выделяли людей на разра­ботки горельников и посадки леса в зеленой зоне».

 

С высоты птичьего полета

Если подняться над лесными пожарами, то взору предстанут и очаги соци­альной напряженности - замершие крупные предприятия. Территория Балахнинского района будет выглядеть большой квартирой, заставленной дорогими, но ненужными вещами. За исключением разве только ТЭЦ, целлюлозно-бумажного комбината и, пожалуй, птицефабрики старой постройки. А вот Чернораменская птицефабрика, завод железобетонных изделий, завод радиорелей­ной аппаратуры и даже первоклассный аэродром «Правдинск» с бетонным по­крытием оказались нежизнеспособными.

Рыночная конкуренция, жестокая, но справедливая, расставила все по сво­им местам. Она как река с мощным течением, противостоять которому могут только сильные, слабых она выталкивает из фарватера и садит на мель.

Среди сидящих на мели оказалось и лесное хозяйство области. Оно не в силах противостоять пожарной стихии, не способно сохранить нужный уровень лесистости: некогда многолесная Нижегородская губерния уверенно превраща­ется в лесостепь. Причем повсеместно, вплоть до северных Ветлужских бере­гов. Снять с мели лесное хозяйство способна только земельная и лесная ре­формы. При непременном условии: если ее будут проводить профессионалы -законодатели и исполнители, такие, как Валентин Иванович Бовыкин. Иначе печальный опыт Балахнинских кооператоров может повториться.

 

Бессмертен ли Кощей?

Проезжая лесом по территории постсоветской Прибалтики, России или Бе­лоруссии, только в странах Балтии из окна поезда, автомобиля можно увидеть мирно пасущихся диких коз (косуль), перелетающих от водоема к водоему уток, от перелеска к перелеску куропаток. Однако там не увидишь «наших» ве­сенних палов сухой травы. Подобные «шалости» считаются преступными. Бе­режное отношение к природе — в крови прибалтийских народностей.

Сегодня стало очевидным, что 70-летняя национализация земли пагубно отразилась не только на менталитете советского человека. Пострадала сама природа, частью которой Ноmо Sapience является. Не пора ли разумному чело­веку последовать примеру стран Балтии, «отдать землю настоящим ее хозяе­вам», - как справедливо говорил белорусский президент.

После возвращения хозяина к земле отпадет надобность в громоздком ап­парате управления территориями, существующем и в России, и в Белоруссии. К примеру, в Литве, которую я хорошо знаю, нет Управления лесами ни в столи­це, ни в районах. Задумайся, читатель: Управления лесами нет, а порядок в лесу - есть? Кстати, и в царской России не было подобных управлений лесами ни в губерниях, ни в волостях. А в государевых лесах заглавной фигурой был лесни­чий, как правило, в единственном числе.

В Литве нет Министерства сельского хозяйства подобного Нижегородско­му. Вместо него в районной мэрии имеется землеустроительный офис из не­скольких чиновников с рекомендательными функциями. Там балом правит хо­зяин земли - фермер, арендатор. Земля стоит дорого, поэтому большая часть ее арендуется, в том числе у крестьян-пенсионеров. После земельной реформы каждый литовский крестьянин получил пай - 3 гектара земли.

В настоящее время в рамках экономического сотрудничества Прибалтий­ских республик осуществляется государственная программа восстановления лесов, утраченных за годы Советской власти. Залечиваются раны, нанесенные природе в результате неразумной водохозяйственной политики - осушения бо­лот, спрямление малых рек и т.п. Финансирование программы - адресное, це­левое, конкретному хозяину или арендатору территории. Результаты расходо­вания средств легко контролируются. Программа исходит из принципа: болезнь легче предупредить, чем лечить. Отсюда высокая ее эффективность, чего не скажешь о российских усилиях по тушению торфяных пожаров. Даже чрезвы­чайные меры, применение тяжелой авиации не дают желаемого эффекта. Сбро­сы воды с небес, финансовые вливания из федерального бюджета в областной, являются безликими, неэффективными и заканчиваются... «пшиком». Леса го­рели, горят и будут гореть. Для борьбы с Кощеем Бессмертным нужна государ­ственная программа, учитывающая международный опыт. Основой ее должна стать «Программа сохранения почв», принятая конгрессом США еще в 1933 го­ду. Автором ее является Франклин Рузвельт. Благодарная Америка четырежды избирала его своим президентом.

К примеру, Программой запрещаются сплошные вырубки лесов. Болота объявлены местом обитания богатого животного мира и не менее богатой фло­ры. Как правило, они выкупались государством, становились заповедниками, памятниками природы. Американская «Программа сохранения почв» стала дос­тоянием мирового сообщества. Советские вожди из-за железного занавеса Про­граммы не заметили. Они игнорировали ее в своих революционных, экологиче­ски необоснованных проектах.

Драматическая жатва природных катаклизмов нынешнего года заставляет пристально присмотреться к «Программе сохранения почв», к опыту Прибал­тийских республик. Лучше поздно, чем никогда. Победить Кощея может только хозяин земли, но не чиновник- ни нижегородский, ни минский, ни московский.

2002 год